— Откуда у вас эти украшения? — кивнул я на руки.
Сенатор удивленно посмотрел на рисунки, как будто впервые их видел. Я заподозрил, что сейчас он выкрикнет: "Господи, откуда это?!"
— Гос… — выкрикнул и подавился Гратон.
— Не упоминай, — доброжелательно предупредил один из чертей, зажавших ему рот.
— Гос…теприимные жители одной глухой деревушки очень далеко отсюда, — выговорил сенатор, — по тамошним традициям, человек без наколок-оберегов — несчастная жертва обстоятельств.
— И вы не сопротивлялись? — удивился я. Гратон и сейчас-то себя в обиду не даст, а уж в молодости…
— Я был ранен, находился без сознания…
— Была война?
— Ну да, в каком-то смысле. Видите ли…
— Хватит!! — провопили с двух сторон одновременно Ана и крупный. Следующие фразы были разными:
— (Ана) Я стою здесь без одежды, а вы обсуждаете боевые воспоминания?!
— (Крупный) Так эти люди пришли сюда вместе с тобой?!
Так как произнесено все это было одновременно, то получилось что-то вроде:
— Як стэти люесь безлижды асювы вмеужтете товыойе воспоминания?!
Мы с Гратоном удивленно посмотрели на них.
— Чего они сказали? — робко переспросил один из чертей.
Ана набрала воздуха, чтоб уж высказаться так высказаться, но ее опередил крупный:
— Эти люди пришли вместе с тобой? — тут ему пришла в голову новая идея. — Это просто отлично!! Ребята! Сегодня мы все-таки получим жертву для пыток.
Все завопили от радости. А только что так искренне радовались моей победе…Даже обидно.
— Тебя мы отпустим, — продолжал распоряжаться крупный, — раз уж ты победил, но этих мы сегодня замучаем…
— Боюсь, ничего не получиться, — перебил я его, — ты должен отпустить их вместе со мной.
— Это еще почему? — взвился крупный. — Я обещал отпустить только тебя…
— Вспомни-ка хорошенько свою клятву, — подло ухмыльнулся я, — "…то я отпущу вас на свободу…". Нас, — обвел я рукой нашу троицу.
— Я имел в виду тебя одного!! — завыл крупный.
— А я имел в виду нас всех, — парировал я.
Началась перепалка с взаимными обвинениями в нечестности, обмане, жульничестве, мошенничестве и тому подобных грехах. Постепенно в спор включились все присутствовавшие, кроме сенатора, который, по своему обыкновению, отключился от внешнего мира. Даже Ана вставила пару словечек, причем вовсе не на моей стороне, она припомнила и недоговоренность о месте моего рождения и затруднения с вождением и даже попытку подглядывания (что было чистейшей клеветой). Черти также припомнили своему предводителю множество нехорошего. Сам крупный в итоге договорился до того, что начал обвинять меня в передергивании и игре краплеными картами. Наконец, все выдохлись.
— Что будем решать? — тяжело дыша поинтересовался крупный.
— А давайте… — поступило предложение из чертячьих рядов, — …позовем бабушку, пусть она рассудит.
— Давайте, — вяло махнул рукой выдохшийся спорщик.
Я тоже не стал спорить. Конечно, были подозрения, что чертова бабушка подыграет своим родственничкам, но иначе спор грозил перерасти в мордобой, а до утра еще далеко, можно не протянуть против превосходящих сил противника…
Как позвали бабулю я пропустил, отвлекшись на раздумья, и включился в происходящее только когда вся орава чертей повернулась к стене, явно ожидая, что старушка появиться именно оттуда. Интересно, там скрытая дверь или бабушка имеет обыкновение проходить сквозь стены на манер призраков? Черти дружно вздохнули, на обоях возник светящийся прямоугольник из которого вышла…Вот это бабушка!
Вначале из проема показалась длинная стройная нога с лаково черным копытцем. Затем две высокие и даже отсюда упругие груди. Потом за края уцепились длинные тонкие пальцы с не менее длинными коготками. И только после всего этого вышла сама бабуля. Стройная, как шпага, с гривой огненно-рыжих волос и рубиново-красной кожей. Краем глаза я заметил, как Ана приобретает цвет, очень сходный с цветом кожи новоявленной гостьи. Если черти-мальчики еще имели какой-то минимум одежды в виде набедренных повязок из коричневой мешковины, то на бабушке из одежды имелись только сережки в ушах.
— Что случилось, ребята? — чарующе улыбаясь проговорила гостья.
Черти, перебивая друг друга, ввели ее в курс дела. Примерно половину рассказа занимало мое описание, характеризующее меня как прожженного мошенника, обманщика, подонка, не имеющего ни стыда ни совести. Если им поверить, то меня не стоило пускать даже в ад, ибо там я непременно продал бы все котлы на сторону за полцены. Чертовка продолжала мило улыбаться, но ее глаза постепенно меняли окраску от цвета спелой вишни до оттенка раскаленного железа. Кажется, она гневалась…
— Как ты поклялся? — мягко спросила она крупного.
Тот, запинаясь и пытаясь устоять на подгибающихся ногах, повторил данную мне клятву с третьей попытки. Похоже, бабушка не страдала излишней добросердечностью и склонностью к прощению проступков…
— Ну что ж, — чертовка пришла к определенному выводу и повернулась ко мне, — ты прошел испытание.
— Да, — кивнул я, хотя она не спрашивала, а утверждала.
— Но твои друзья его не проходили, — ее улыбка была сладкой, как отравленное вино.
— Мы не договаривались… — начал я и осекся. Кажется, я немного побледнел… Какое там "немного", судя по морозу, пробежавшему по моей спине, я сравнялся по цвету со снегом. Я заметил свою ошибку…
— Мой милый мальчик, — пальцы чертовки погладили рожки крупного, — поклялся, что мы отпустим вас, если вы пройдете испытание. Вы все.