— Ана, — удалось мне заговорить когда принцесса выдохлась и замолчала, — все замечательно, все прекрасно, любовь — чудесное чувство. Пойми только одно: я бродяга с полууголовным прошлым и абсолютно без всякого будущего… Это тебя, как я понял, не волнует… Но подумай о такой вещи: как мы можем быть вместе, если через день я могу навсегда исчезнуть из этого мира?
— Возьми меня с собой, а? — сложила руки на груди Ана.
— Куда?? Даже если бы я мог, ты представляешь, что тебя ждет? Для меня это не приключение, это проклятие… Сейчас ты — принцесса, с какими-никакими знаниями о мире, с деньгами и документами. В другом мире ты — никто, бродяга без пищи и крыши над головой…
— Я готова! Лишь бы быть с тобой.
— Ана… — логика на влюбленных не действовала никогда, но попробовать-то можно, — кто я такой? Я — человек, который может в любую секунду забыть, кто ты такая, из милого человека, которого ты знаешь, стать кровожадным маньяком. И, самое главное: я не могу взять тебя с собой, просто не умею…
— Ты просто не хочешь!! — залилась слезами Ана. — Ты меня не любишь!!!
Она упала мне на грудь и опять вымочила только-только высохшую рубашку. Ну что ты будешь делать. Никогда в жизни в меня еще не влюблялись наивные девочки. Как бы ее охладить помягче? Скажешь, что любишь: будет надеяться. Скажешь, что не любишь: утопит в слезах.
— Эрих, — рыдала принцесса, — ну почему я тебе не нравлюсь? Я красивая…
…Трудно поспорить…
— …послушная…
…Да уж…
— … я не буду тебе надоедать…
…Чем вы сейчас занимаетесь, ваше высочество?…
— …я…я…ты еще не знаешь, какие замечательные блины я пеку…
…Неотразимый довод…
— Эрих… — внезапно голос принцессы стал кошачье чарующим, — ты еще не знаешь всех моих талантов…
Вырываться было поздно: Ана уже обвила мою шею руками. Я закрыл глаза… Ухватки принцессы заставляли вспомнить ее маму. Какой бы скромницей тебя не воспитывали, а природа себя покажет… Как говорила моя первая жена… как же ее звали… и что она такое говорила?…
— Эрих… — мурлыканье принцессы было совсем близко… — Ну пожалуйста… Ее легкое дыхание касалось моих губ… Помада пахла клубникой… Интересно, а на вкус…
Загрохотал замок, напомнив нам, что мы вообще-то пока еще пленники и не время объясняться друг другу в любви. Мы вскочили как застигнутые неожиданно явившимся мужем любовники, судорожно приводя себя в порядок: я — застегивая рубашку (шалунья-принцесса…), Ана — поправляя платье. В секунду мы уже сидели сложив руки на коленях, как приличные детки у директора школы. Спустя еще секунду я вспомнил о пистолете, засунул руку под подушку, но было уже поздно. Вместо того, чтобы тащить нас на эшафот (для меня он выглядел, как пыточное кресло, а для принцессы, скорее всего, как огромная кровать), тюремщики впихнули в камеру еще одного человека и захлопнули дверь. Человек пролетел за бетонную перегородку, судя по звуку, налетел на раковину, споткнулся об унитаз, ткнулся в глухую торцовую стену, секунду помедлил, развернулся, бросился вправо, впечатался в дверь и наконец появился в нашем поле зрения.
Первое, на что лично я сразу обратил внимание, это его, вернее, ее ноги. Начинались они от самого пола и заканчивались где-то на уровне потолка. Девушка была высокой как каланча, да еще коротенькое темно-синее платьице открывало ноги чуть ли не по пояс. Судя по небесно-голубому фартучку и кружевной ерунде на голове, перед нами предстала горничная. Смазливая, даже зубы заныли… Светлые пшеничные волосы заплетены в толстенную косу… Щечки — персик, губки — вишенки… И ноги… Принцесса фыркнула и я еле успел перевести взгляд на более приличный объект созерцания. Почувствовав, что она не совсем одна, горняшка наконец-то догадалась стянуть повязку с глаз. Ресницы порхнули как бабочки… Девица ударилась в слезы.
После получасового рева, плача, слез и всхлипываний стало известно следующее. Девица со сладким именем Малина имела честь состоять в горничных господина Даргана. Однако сегодня ночью она недостаточно активно выполняла свои обязанности (из деликатности мы не стали спрашивать какие-такие обязанности могут быть у служанки посреди ночи), за что и была уволена без выходного пособия. Мало того, разгневанный по неизвестной причине господин Дарган (я скромно не пояснил, кто был причиной господского гнева) приказал оттащить ее в камеру с тем, чтобы поутру примерно наказать. Тут Малина опять ударилась в слезы.
Ана гладила по голове ревевшую девушку (сначала та попыталась возрыдать на моей груди, но попытка была пресечена в корне), обуреваемая двумя противоположными чувствами: с одной стороны ей из женской солидарности хотелось успокоить несчастную жертву, с другой — она подозревала в ней возможную конкурентку, тем более что засекла-таки взгляд, брошенный мною на приманчивые коленки. Я сидел на табурете (кровать оккупировали девчонки), борясь с головокружением, вызванным резким подъемом. При появлении Малины я как-то запамятовал, что я — больной калека.
— Не плачь, — успокаивала Ана плаксу.
— Да… — слышался в ответ приглушенный рев, — вы хоть знаете, что с вами ничего страшного не будет… А я не знааююю!!
Принцесса побагровела, вспомнив, что "нестрашное" ожидает ее, но сдержалась:
— Не бойся. Эрих храбрый и умный, он спасет нас обеих…
— Кто такой Эрих? — зарыдала Малина.
…Кстати. Актуальный вопрос.
— Кто такой этот Эрих, — вмешался я в беседу, — и чем он может нам всем помочь?
Ана медленно-медленно подняла на меня взгляд. Малина, почувствовав неладное, притихла. Я что, что-то не то спросил?